Автор: Валентин Распутин
Странно: почему мы так же, как и перед родителями, всякий раз чувствуем свою вину перед учителями? И не за то вовсе, что было в школе, — нет, а за то, что сталось с нами после. Мальчик пошел в 5 класс в 48 году, точнее, поехал в райцентр жить у маминой знакомой (мать его сама отправила), ведь в их деревне была только начальная школа. Рассказчик был старшим в семье, а отца у них не было. Семья главного героя жила очень бедно, постоянно голодала. Мальчик учился хорошо. И все потому же, что он разбирался в номерах облигаций, матери говорили: — Башковитый у тебя парень растет. Ты это… давай учи его. Грамота зря не пропадет. В новой школе мальчик также учился хорошо, трудности были только с французским языком: ему не давалось произношение. Учительница-Лидия Михайловна, слушая, как мальчик читает слова на французском, искривляла лицо. На новом месте главный герой сильно похудел: передаваемых матерью продуктов не хватало, поэтому он постоянно голодал. Снова и снова она показывала, как произносятся носовые, сочетания гласных, просила повторить — я терялся, язык у меня во рту деревенел и не двигался. Все было впустую. Но самое страшное начиналось, когда я приходил из школы. Там я невольно отвлекался, все время вынужден был что-то делать, там меня тормошили ребята, вместе с ними — хочешь не хочешь — приходилось двигаться, играть, а на уроках — paботать. Но едва я оставался один, сразу наваливалась тоска — тоска по дому, по деревне. Никогда раньше даже на день я не отлучался из семьи и, конечно, не был готов к тому, чтобы жить среди чужих людей. Так мне было плохо, так горько и постыло! — хуже всякой болезни. Хотелось только одного, мечталось об одном — домой и домой. Я сильно похудел; мать, приехавшая в конце сентября, испугалась за меня. При ней я крепился, не жаловался и не плакал, но, когда она стала уезжать, не выдержал и с ревом погнался за машиной. Мать махала мне рукой из кузова, чтобы я отстал, не позорил себя и ее, я ничего не понимал. Как-то сын знакомой-Федька повел главного героя посмотреть, как другие ребята играют на деньги в “чику”. — Ты в «чику» играть не боишься? — В какую «чику»? — не понял я. — Игра такая. На деньги. Если деньги есть, пойдем сыграем. — Нету. — И у меня нету. Пойдем так, хоть посмотрим. Увидишь, как здорово. Каждый выкладывал на кон по десять копеек, стопку монет решками вверх опускали на площадку, ограниченную жирной чертой метрах в двух от кассы, а с другой стороны, от валуна, вросшего в землю и служившего упором для передней ноги, бросали круглую каменную шайбу. Бросать ее надо было с тем расчетом, чтобы она как можно ближе подкатилась к черте, но не вышла за нее, — тогда ты получал право первым разбивать кассу. Били всё той же шайбой, стараясь перевернуть. монеты на орла. Перевернул — твоя, бей дальше, нет — отдай это право следующему. Но важней всего считалось еще при броске накрыть шайбой монеты, и если хоть одна из них оказывалась на орле, вся касса без разговоров переходила в твой карман, и игра начиналась снова. Выучив правила игры, рассказчик решил тоже попробовать. Периодически мать передавала ему пять рублей на молоко: мальчику его нужно было пить «от малокровия». Разменяв полученные деньги, он пошел играть. Первый раз мальчик спустил девяносто копеек, во второй — шестьдесят. Вскоре он приловчился и, выигрывая ежедневно по рублю, сразу уходил. На эти деньги рассказчик покупал молоко. Как-то местный заводила Вадик заметил, что главный герой «слишком быстро выходит из игры» и спровоцировал драку. Рассказчика сильно избили. На следующий день первым уроком был французский. Увидев разбитое лицо мальчика(нос вспух и раздулся, под левым глазом синяк, а ниже его, на щеке, изгибается жирная кровавая ссадина.), учительница сразу спросила, что случилось. Один из одноклассников, знавший о случившемся, выкрикнул, что это его избили из-за игры на деньги. Учительница сказала главному герою остаться после уроков. Мальчик боялся, что его «потащат» к директору, однако Лидия Михайловна только расспросила о том, что он делает с выигранными деньгами. Учительница была удивлена, что мальчик ограничивается рублем и тратит его на молоко. Она помолчала, рассматривая меня, и я кожей почувствовал, как при взгляде ее косящих внимательных глаз все мои беды и несуразности прямо-таки взбухают и наливаются своей дурной силой. Посмотреть, конечно, было на что: перед ней крючился на парте тощий диковатый мальчишка с разбитым лицом, неопрятный без матери и одинокий, в старом, застиранном пиджачишке на обвислых плечах, который впору был на груди, но из которого далеко вылезали руки; в перешитых из отцовских галифе и заправленных в чирки марких светло-зеленых штанах со следами вчерашней драки. Я еще раньше заметил, с каким любопытством поглядывает Лидия Михайловна на мою обувку. Из всего класса в чирках ходил только я. Лишь на следующую осень, когда я наотрез отказался ехать в них в школу, мать продала швейную машину, единственную нашу ценность, и купила мне кирзовые сапоги. Главный герой перестал играть. Мама в это время почти не высылала еды, и ему «все время хотелось есть». Не выдержав, он снова вернулся к игре. Мальчик старался выигрывать понемногу. Однако, когда он на четвертый день, выиграв рубль, попытался уйти, его опять избили. Увидев на следующий день вновь избитого мальчика, Лидия Михайловна назначила ему дополнительные занятия. С самого утра я со страхом ждал того часа, когда мне придется остаться наедине с Лидией Михайловной, и, ломая язык, повторять вслед за ней неудобные для произношения, придуманные только для наказания слова. Ну, зачем еще, как не для издевательства, три гласные сливать в один толстый тягучий звук, то же «о», например, в слове «beaucoup» (много), которым можно подавиться? Зачем с каким-то пристоном пускать звуки через нос, когда испокон веков он служил человеку совсем для другой надобности? Зачем? Должны же существовать границы разумного. Я покрывался потом, краснел и задыхался, а Лидия Михайловна без передышки и без жалости заставляла меня мозолить бедный мой язык. И почему меня одного? В школе сколько угодно было ребят, которые говорили по-французски ничуть не лучше, чем я, однако они гуляли на свободе, делали что хотели, а я, как проклятый, отдувался один за всех. Учительница заставляла мальчика прорабатывать произношение. Вскоре они начали заниматься у нее на дому: учительнице было жалко мальчика, она, желая его чуть подкормить. В комнате было много книг, на тумбочке у окна стоял большой красивый радиоприемник; с проигрывателем — редкое по тем временам, а для меня и вовсе невиданное чудо. Лидия Михайловна ставила пластинки, и ловкий мужской голос опять-таки учил французскому языку. Так или иначе от него никуда было не деться. Она предлагала ему поужинать, но мальчик каждый раз в испуге отказывался, вскакивал и быстро уходил. Как-то главному герою прямо в школу принесли посылку. Он сначала подумал, что ее передала мама. Однако, увидев, что там лежат макароны, сахар и гематоген, понял, что посылка от учительницы: у них в деревне таких продуктов взять было негде. Мальчик сразу пошел к Лидии Михайловне домой. Несмотря на уговоры учительницы, он отказался оставить себе продукты. Занятия французского продолжались. Вскоре главный герой начал достаточно сносно выговаривать французские слова, ощущал в гостях у учительницы себя более свободно. Постепенно мальчик «почувствовал вкус к языку» – «наказание превращалось в удовольствие». Как-то учительница рассказала, что в детстве тоже играла на деньги, но по-другому. Попросив мальчика не выдавать ее никому, женщина показала, как играть в «пристенок». — Вот смотри. — Она легко выскочила из-за стола, за которым сидела, отыскала в сумочке монетки и отодвинула от стены стул. — Иди сюда, смотри. Я бью монетой о стену. — Лидия Михайловна легонько ударила, и монета, зазвенев, дугой отлетела на пол. — Теперь, — Лидия Михайловна сунула мне вторую монету в руку, — бьешь ты. Но имей в виду: бить надо так, чтобы твоя монета оказалась как можно ближе к моей. Чтобы их можно было замерить, достать пальцами одной руки. По-другому игра называется: замеряшки. Достанешь, — значит, выиграл. Бей. Немного поиграв «понарошку», Лидия Михайловна предложила сыграть «по-настоящему». Приловчившись, мальчик очень скоро начал выигрывать. Они играли часто. Вскоре у мальчика снова появились деньги, и он покупал уже молоко со сливками. Конечно, ему было неловко брать деньги у учительницы, но он успокаивал себя тем, что это честный выигрыш. В один из дней, в самый разгар игры к Лидии Михайловне зашел живший рядом директор. Увидев, что она играет с учеником на деньги, он возмутился. Через три дня Лидия Михайловна уехала. Накануне она встретила главного героя и сказала, что уезжает домой, на Кубань, его же никто не тронет: тут виновата она. И больше я ее никогда не видел. Только среди зимы, после январских каникул, ему пришла посылка с макаронами и тремя красными яблоками, которые он раньше видел лишь на картинках. — Поеду к себе на Кубань, — сказала она, прощаясь. — А ты учись спокойно, никто тебя за этот дурацкий случай не тронет. Тут виновата я. Учись, — она потрепала меня по голове и ушла.
И больше я ее никогда не видел.
Среди зимы, уже после январских каникул, мне пришла на школу по почте посылка. Когда я открыл ее, достав опять топор из-под лестницы, — аккуратными, плотными рядами в ней лежали трубочки макарон. А внизу в толстой ватной обертке я нашел три красных яблока.
Раньше я видел яблоки только на картинках, но догадался, что это они.